Джордж Дрейфус - профессор кафедры религии в Уильямс колледже, штат Массачусестс, США, доктор наук в области истории и религии (1991), геше лхарамба (доктор буддийской философии) (1985)
В последние годы сообщество последователей тибетского буддизма взволнованно следит за пылкой полемикой вокруг практики противоречивого божества, Гьялчена Дордже Шугдена (rgyal chen rdo rje shugs ldan). Несколько тибетских монахов были жестоко убиты, и тибетское общество в целом, и в особенности последователи школы Гелуг, раскололись на два диаметрально противоположных лагеря. Сторонних наблюдателей озадачивает накал полемики, поскольку речь идет о божестве, относящемся к необычному классу защитников Учения (chos skyong srung ma), а эту концепцию трудно понять в контексте современных представлений о религии как системе индивидуальных убеждений и верований.
Несмотря на значимость и широкое освещение этих событий в печатных и электронных СМИ, современные ученые воздерживаются от комментариев по этому поводу. С одной стороны, понятно, что немногие захотят вмешиваться в конфликт такой напряженности. Более того, полемика касается барочной области тибетского буддизма, недостаточно известной и малопонятной современному наблюдателю. Однако молчание ученых весьма прискорбно, поскольку оно позволяет утвердиться взглядам, почерпнутым из менее осведомленных источников. Это также усугубило атмосферу иррациональности вокруг этого вопроса.
В настоящем очерке я постараюсь изучить споры по поводу Шугдена и обрисовать в общих чертах некоторые из событий, которые привели к сегодняшнему кризису, чтобы восполнить это упущение и содействовать более рациональному подходу к этой проблеме. Я проанализирую историю появления Шугдена, уделив особое внимание враждебности, проявляемой им по отношению к Далай-ламе, которую подтверждают недавние события. Ирония заключается в том, что последователи Шугдена считают его защитником школы Гелуг (dge lugs), главой которой (de facto) является Далай-лама. Как в традиции Гелуг может существовать практика, направленная против своего собственного лидера? Для ответа на этот вопрос я подробно рассмотрю развитие практики Шугдена в исторической перспективе. Вначале я опишу события, связанные с возникновением Шугдена, затем события из новейшей истории, в особенности то, каким образом, Пабонка (pha bong kha, 1878-1941), центральная фигура линии Шугдена, дал ход этой практике под влиянием событий того времени. Я также рассмотрю некоторые события, произошедшие в Индии в 1970-е годы, когда «Дело Шугдена» стало всплывать на поверхность. Я покажу, что, несмотря на вполне определенную политическую подоплеку, полемика вокруг Шугдена главным образом касается ориентации школы Гелуг и ее отношений с другими традициями тибетского буддизма. При исследовании этих тем я также постараюсь ответить на другие связанные с ними вопросы, как то: Почему Шугден вызывает столько противоречий? Отличается ли практика поклонения Шугдену от практик, связанных с другими защитниками? Почему нынешний Далай-лама так настойчиво выступает против практики поклонения Шугдену? На эти и другие вопросы я постараюсь ответить в этом пояснительном очерке. Однако я не стану предпринимать попыток объяснить более недавние события, развернувшиеся в 1990-е годы. Они до сих пор скрыты за завесой противоречий, и, прежде чем приступать к их толкованию, нужно с разумной степенью объективности установить все факты.
Для ответа на упомянутые вопросы я исследую, как менялось понимание практики Дордже Шугдена во временной перспективе. При этом я буду использовать методы критического анализа, применяемые в исторической науке, исходные положения в которых весьма отличаются от положений и допущений верующих. Я изучу, каким образом Шугден представлен в тех редких текстах, где он упоминается до нынешнего периода и предстает как мирское божество ('jig rten pa'i lha), которое можно задабривать, но которому не следует поклоняться. Его последователи часто отвечают, что это описание соответствует интерпретируемому (drang don), а не высшему (nges don) пониманию божества, поскольку в этом понимании Шугден ? полностью просветленное существо (nges don la sang rgyas). [2] Подобные нормативные различия я оставлю без внимания, поскольку настоящий очерк адресован современной аудитории.
Отвечая на вопрос о происхождении практики Дордже Шугдена, его последователи упоминают достаточно темный и кровавый эпизод в истории Тибета, связанный с преждевременной смертью тулку Дракпы Гьялцена (sprul sku grags pa rgyal mtshan, 1618-1655). Дракпа Гьялцен был высокопоставленным ламой в традиции Гелуг и соперником Пятого Далай-ламы, Наванга Лосанга Гьяцо (ngag dbang blo bzang rgya mtsho, 1617-1682). [3] Дракпа Гьялцен и Наванг Лосанг Гьяцо родились в период чрезвычайной важности для традиции Гелуг. К тому моменту традиция уже пережила длительную гражданскую войну с войсками Цанга (gtsang), которые пользовались поддержкой некоторых других школ тибетского буддизма. Война еще не была выиграна, но традиция Гелуг уже вступила в союз с монголами, что двадцатью годами спустя позволило ей одержать победу. Примерно в это же время умерли два наиболее влиятельных гелугпинских учителя: Четвертый Далай-лама и вторая реинкарнация Панчена Сонама Дракпы (bsod nams grags pa, 1478-1554), одного из наиболее примечательных гелугпинских лам шестнадцатого века. Из двух мальчиков Пятым Далай-ламой признали Наванга Лосанга Гьяцо, а Дракпу Гьялцена в качестве компенсации назначили третьей реинкарнацией Панчена Сонама Дракпы. [4] Это решение, по всей видимости, не устранило разногласий между двумя ламами, поскольку они оставались соперниками, возглавляя два конкурирующих лабранга (имения лам), известных как «Верхняя палата» (zim khang gong ma) под руководством Дракпы Гьялцена и «Нижняя палата» (zim khang 'og ma) под руководством Далай-ламы. В течение следующих двадцати лет борьба между силами Центрального Тибета, поддерживаемыми монголами под руководством Гушри-хана, и силами Цанга продолжилась, и первые постепенно стали одерживать в ней верх. Благодаря связям с монголами, которые установил еще Третий Далай-лама и укрепил Четвертый Далай-лама, Пятому Далай-ламе и его сторонникам удалось утвердить свое превосходство. В 1642 г. Пятый Далай-лама стал правителем Тибета и доверил управление государством своему премьер-министру, Сонаму Чопелу (bsod nams chos 'phal). Однако эта победа не примирила двух лам и возглавляемые ими лабранги. О событиях последующих десяти лет известно немногое, но очевидно, что между имениями двух лам продолжались споры. Что менее очевидно ? это причина конфликта. Считался ли Дракпа Гьялцен движущей силой оппозиции правительству Пятого Далай-ламы и его премьер-министру внутри гелугпинской иерархии? Существовало ли между двумя ламами личное соперничество? Или основной причиной напряженных отношений были разногласия между семьей Дракпы Гьялцена, семьей Гекхаса и Сонамом Чопелом, как утверждает недавнее исследование? [5]
Вполне достоверным представляется только то, что именно так обстояли дела на момент внезапной кончины Дракпы Гьялцена в 1655 г. Точные обстоятельства его смерти противоречивы и окутаны легендами. Некоторые из сторонников Пятого Далай-ламы утверждали, что в смерти Дракпы Гьялцена не было ничего необычного. Причиной его смерти стала внезапная болезнь. Однако сторонники Дракпы Гьялцена заявляли, что он умер, будучи не в состоянии противостоять постоянным попыткам последователей Далай-ламы ослабить его влияние. Другие утверждали, что он был убит, когда находился в заточении у премьер-министра. Есть также версия, что он добровольно принял смерть от удушья, чтобы стать гневным защитником традиции Гелуг. [6] Согласно одному особенно драматическому и изобличающему рассказу, Дракпа Гьялцен умер после традиционного религиозного диспута с Пятым Далай-ламой. В знак своего торжества Пятый Далай-лама посылает Дракпе Гьялцену церемониальный шарф. Вскоре после этого его обнаруживают обнаружен мертвым с шарфом, заткнутым глубоко в горло.
Какими бы ни были обстоятельства смерти Дракпы Гьялцена, важно, что её связывали с его соперничеством с Пятым Далай-ламой. Также, судя по всему, она была насильственной, то есть такой, что ведет к перерождению людей в опасных духов. Согласно традиционным верованиям, распространенным в Индии и Тибете, убитый человек зачастую перерождается духом и ищет мщения. В своем знаменитом описании демонологии Тибета Небески-Войкович приводит несколько примеров перерождения человека в духа в результате насильственной смерти. [7] Считается, что подобные духи наиболее опасны, если умерший обладал знаниями в области религии. Именно этим предположительно объясняется особенная сила переродившегося духом Дракпы Гьялцена. Он [8] ? не обычный защитник, один из многих, но особенно опасный защитник, ведь это мстительный дух, которым переродился человек, обладавший знаниями и умерший преждевременной насильственной смертью.
Согласно легенде, Дракпа Гьялцен проявился в виде гьялпо (gyel-po), т.е. опасного красного духа [9], каковыми перерождаются люди зачастую религиозные и стремящиеся отомстить тем, кто был причастен к их смерти. Однако будучи влиятельным ламой, Дракпа Гьялцен обратил свой гнев от личной мести к задаче более благородной, а именно защите чистоты доктрины гелугпинской традиции. Согласно легенде, он впервые появился в гневном аспекте в своем серебряном мавзолее, который наполнился жужжанием и шумом, он также нанес ущерб своему собственному лабрангу. Затем монахи, прислуживающие Пятому Далай-ламе, начали сталкиваться с различными трудностями при выполнении ритуалов. [10] И, наконец, его мишенью сделался сам Далай-лама. Он начал слышать шум камней, падающих на крышу, настолько громкий, что, как рассказывают, мог трапезничать, только если монахи дули в большие трубы на крыше его резиденции. Напуганный этими гневными проявлениями, премьер-министр Сонам Чопел решил избавиться от серебряного мавзолея, причиняющего неприятности. Он поместил его в деревянный короб и бросил в реку Кичу. Течение принесло короб в Дол, маленькое озеро в Южном Тибете. Именно там дух Дракпы Гьялцена пребывал некоторое время в небольшом храме, построенном для него по приказу Пятого Далай-ламы, который решил усмирить его, введя практику умилостивления под названием Гьялчен Дордже Шугден (rgyal chen rdo rje shugs ldan) и доверив ее выполнение школе Сакья. [11]
История поразительна. Особенно примечателен ее подтекст враждебности к Далай-ламе, если принять во внимание, что Далай-лама в значительной степени представляет доминирующее влияние школы Гелуг, защищать которую призваны ритуалы Шугдена. Нашей первоочередной задачей здесь будет истолкование значение этой истории; задача важная, если принять во внимание недавние события в Индии, которые, похоже, подтверждают враждебность [Шугдена] по отношению к Далай-ламе. Наиболее очевидное и напрашивающееся само собой объяснение состоит в том, что вся эта история ? не более чем политическая притча, отражающая напряженность в отношениях между могущественным Далай-ламой и упорно сопротивляющейся гелугпинской элитой. Это может удивить стороннего наблюдателя, знающего, что институт Далай-лам был учрежден школой Гелуг и служит воплощением её могущества. Но подобное толкование выглядит более убедительным для тех, кто знает ситуацию изнутри и кому известно, что институт Далай-лам опирается на сложную коалицию, в центре которой школа Гелуг, но в которую вовлечены и другие стороны, как то члены аристократических семей, последователи традиции Ньингма и т.д.
В подобной коалиции отношения между Далай-ламой и правящими кругами традиции Гелуг отнюдь не просты и должны держаться на искусных договоренностях. Деликатность ситуации становится наглядной, когда речь заходит о главенстве в традиции Гелуг. Номинальным лидером школы Гелуг является не Далай-лама, а Три Ринпоче (khri rin po che), держатель трона Гандена, который передается по прямой линии преемственности, идущей от ламы Цонкапы. Однако при сильном Далай-ламе, руководящая роль держателя трона Гандена, выбираемого из бывших настоятелей двух тантрических монастырей [12], становится по большей части номинальной, и фактически школой Гелуг руководит Далай-лама с помощью своего правительства.
Школа Гелуг, а точнее три крупных гелугпинских монастыря рядом с Лхасой, сыграли главную роль в установлении правления Далай-ламы в Тибете. Они поддержали и узаконили его [политическую] власть, получив в обмен значительную социальную и экономическую власть. Но именно эта власть и стала источником напряженности в отношениях с Далай-ламами, в особенности в те времена, когда Далай-лама оказывался сильной личностью, наделенной реальной властью, и стремился к лидерству. В истории Далай-лам таких политически влиятельных фигур было три: Пятый, Тринадцатый и Четырнадцатый Далай-ламы, и у всех троих были серьезные трудности в отношениях с гелугпинской элитой. Именно у этих трёх Далай-лам, как говорят, были проблемы с Шугденом. Шугден, таким образом, может служить отражением политического неприятия влияния сильного Далай-ламы гелугпинской иерархией, стремящейся к ограничению и контролю этого влияния. Полемика вокруг Шугдена в таком случае будет для особо рьяных гелугпинцев тонко завуалированным выражением политического противодействия институту, не выражающему их местнические интересы ? противодействия, которое принимает форму истории о гневном проявлении Дракпы Гьялцена, выступающего против Пятого Далай-ламы.
Несмотря на всю привлекательность такого прочтения истории Шугдена, его, на мой взгляд, нельзя считать полноценным по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, оно не отражает различных этапов в отношениях между Далай-ламами и гелугпинской элитой. Конечно, эти отношения зачастую были напряженными. Однако проводить параллель между противостоянием Пятого Далай-ламы и гелугпинской оппозиции и той напряженностью, в условиях которой существовали Тринадцатый и Четырнадцатый Далай-ламы, означает полностью игнорировать глубокие изменения, которые затронули институт Далай-лам, в особенности на рубеже восемнадцатого столетия. Во-вторых, политическое толкование саги о гневном проявлении Дракпы Гьялцена ? это анахронизм, в котором перепутаны легенда и фактические события. Другими словами, это толкование мешает нам увидеть, что мы имеем дело с двумя историями: историей Дракпы Гьялцена, жертвы могущества Пятого Далай-ламы в семнадцатом столетии, и историей Шугдена, духа, охраняющего чистоту традиции Гелуг, как это видится его последователям в двадцатом веке. Первая история ? это чистая политика, но она не имеет особого отношения к Шугдену. Она касается происхождения института Далай-лам и его отношений с гелугпинской иерархией в семнадцатом веке. Вторая история ? о Шугдене. Она носит, в основном, религиозный характер, но не затрагивает политической власти Далай-ламы.
Для дальнейшего пояснения этих двух моментов я рассмотрю политический контекст, в котором разворачивалась история Дракпы Гьялцена, и основные особенности института Далай-лам того времени. Я также рассмотрю события вокруг трагической смерти Дракпы Гьялцена в исторической перспективе и постараюсь воссоздать то, каким образом эту смерть восприняли его современники.
События, окружавшие смерть Дракпы Гьялцена, должны рассматриваться в историческом контексте в свете политических событий, сопровождавших возникновение института Далай-лам как средоточия власти во второй половине семнадцатого столетия. Некоторые лица и группы в традиции Гелуг, по всей видимости, испытывали особое недовольство правлением этого монарха. Вполне вероятно, что после смерти Дракпы Гьялцена его стали воспринимать как жертву могущества Далай-ламы, и он, таким образом, стал символом оппозиции.
Недовольство могуществом Пятого Далай-ламы было в первую очередь связано с серьезной, имеющей далекоидущие последствия проблемой, а именно с желанием некоторых из сектантски-настроенных гелугпинских иерархов сделать Гелуг единственной главенствующей школой. Некоторые из них даже выступали за ограничение деятельности школ, против которых они боролись больше века, в особенности традиции Карма Кагью. [13] Пятый Далай-лама, по всей видимости, осознавал, что подобное правление не будет пользоваться широкой поддержкой и только усугубит ожесточенное соперничество между разными школами, омрачившее последние два столетия тибетской истории. Во избежание этого он предпринял попытку построить государство на более широкой политической основе, преподнеся свой план как воссоздание ранней тибетской империи. Его власть должна была опираться на поддержку традиции Гелуг, но включать также и на группы, связанные с другими религиозными традициями.
Пятый Далай-лама был в особенности расположен к традиции Ньингма, из которой он почерпнул немалую часть своих практик и с которой у него были связи по семейной линии. Это вызывало особенное неудовольствие в некоторых гелугпинских кругах, о чем свидетельствуют множество популярных историй. В них зачастую присутствует колоритная фигура, Бако Рабджам (bra sgo rab 'byams), друг Далай-ламы. В этих историях он нередко подтрунивает над Далай-ламой. Так, согласно одной из них, он приходит в гости к Далай-ламе, но огромная пурба (ритуальный кинжал), которую тот носит на поясе, не дает ему войти в дверь ? очевидный саркастический намек на симпатии Далай-ламы к традиции Ньингма.
Может показаться, что в контексте этого противостояния вполне находится место истории о гневном проявлении Дракпы Гьялцена. Ведь разве не о мести со стороны отдельной группировки внутри гелугпинской иерархии, борющейся против централизации власти и растущего влияния Далай-ламы, рассказывает история о Шугдене? Несмотря на правдоподобие, эта интерпретация полностью игнорирует трансформацию института Далай-ламы с течением времени. В частности то, что после смерти Пятого Далай-ламы институт Далай-лам перешел под контроль гелугпинской иерархии и кардинально изменился. Так что, если Дракпа Гьялцен и проявился в образе Шугдена для защиты гелугпинской иерархии от посягательств Далай-ламы, не поддерживающего в достаточной мере традицию Гелуг, то в начале восемнадцатого века, когда гелугпинские иерархи, сторонники этого мстительного духа, одержали победу, он, образно говоря, должен был бы потерять работу!
При жизни Пятого Далай-ламы, гелугпинской иерархии приходилось мириться с его правлением, однако после его смерти ситуация изменилась. Премьер-министр Сангье Гьяцо (sangs rgyas rgya mtsho) сначала пытался скрыть его смерть. Когда это оказалось невозможным, он попытался продлить традицию Пятого Далай-ламы, назначив своего кандидата, Цангьянга Гьяцо (tshangs dbyangs rgya mtsho) Шестым Далай-ламой. Но когда тот не справился с этой ролью, Сангье Гьяцо утратил всякую возможность продолжить дело, начатое Пятым Далай-ламой. Несколькими годами спустя, в 1705, он был убит, после того как потерпел поражение в борьбе со сложной коалицией гелугпинских иерархов, в которую входили Джамьянг Шеба, джунгарские монголы и Лабзанг-хан, поддерживаемый маньчжурским императором... [14].
После этого поражения роль Далай-ламы изменилась. Его политическая власть была ограничена и, как мы увидим позже, изменилась и ритуальная система, лежащая в основе этого института. Все это привело к тому, что институт Далай-лам стал почти исключительно гелугпинской структурой. Поэтому после смерти Пятого Далай-ламы разговоры о том, что Шугден отстаивает интересы Гелугпы, противостоящей институту Далай-ламы, теряют всякий смысл, ведь к этому времени институт стал проявлять больше благосклонности к интересам гелугпинской иерархии. Впрочем, надо признать, что между Тринадцатым Далай-ламой и некоторыми представителями гелугпинской иерархии также имелись определенные противоречия. Кроме того, имело место некоторое недовольство самоуправством этого монарха, которое не вылилось ни во что большее, а потому не следует преувеличивать значение этих фактов.
Эту точку зрения подтверждает анализ того, как виделись события тех лет их современникам. В мифе, лежащем в основе практики умилостивления Шугдена, история смерти и последующего проявления Дракпы Гьялцена в образе гневного духа дана глазами его последователей. Учитывая традиционные верования тибетцев, этот вариант развития событий нельзя отбрасывать, не проведя тщательного исследования. Возмущение преждевременной насильственной смертью Дракпы Гьялцена и враждебность к тем, кого они считали виновниками этой смерти, вполне могли заставить последователей Дракпы Гьялцена начать поклоняться его духу. Но хотя такой вариант развития событий и правдоподобен в культурном контексте, можно ли считать его исторически достоверным? Действительно ли последователи Дракпы Гьялцена воспринимали его таким образом? На этот вопрос ответить сложнее ввиду недостатка источников, относящихся к тому времени, но задать его необходимо, поскольку мы не можем попросту довольствоваться мыслью о том, что ставшие легендой эпизоды отражают восприятие современников. На самом деле, есть основания предполагать, что они их не отражают.
Наиболее неопровержимые доказательства этому мы находим у гелугпинского историка более позднего времени, Сумпы Кенпо Еше Палджора (sum pa mKhan po ye shes dpal 'byor, 1702-1788), который так описывает события 1657 г. (года огня-петуха):
«Утверждение о том, что этот тибетский дух (bod de'i rgyal po) является Дракпой Гьялценом, реинкарнацией [ламы из] “Верхней палаты”, ? всего лишь предвзятое мнение. Я склонен доверять слуху о том, что это Сонам Чопел, умерший в тот же год, защищает гелугпинскую традицию, проявившись в виде защитника Дхармы “из великой заботы о гелугпинской традиции”». [15]
Этот отрывок особенно важен по нескольким причинам. Во-первых, он подтверждает, что слухи о перерождении Дракпы Гьялцена Шугденом возникли довольно рано. Несмотря на то, что Сумпа не называет имени божества, кажется вполне очевидным, что он имеет в виду именно Шугдена. Сумпа также говорит, что не согласен с тем, что Шугден является гневным проявлением Дракпы Гьялцена, и считает подобное мнение оскорбительным по отношению к «реинкарнации [ламы из] Верхней палаты». В своем насмешливо-ироничном ответе, он отождествляет беспокойный дух с врагом Дракпы Гьялцена, Сонамом Чопелом, ненавистным первым премьер-министром Пятого Далай-ламы, которому он саркастично приписывает «великую заботу о гелугпинской традиции».
Во-вторых, замечание Сумпы важно потому, что отражает точку зрения сторонников Дракпы Гьялцена, о чем свидетельствует уважительный эпитет («реинкарнация [ламы из] Верхней Палаты»). Сумпа был учеником Джамьянга Шебы ('jam dbyangs bzhad pa, 1648-1722), одного из ведущих гелугпинских лам, выступавших против Пятого Далай-ламы и его третьего премьер-министра (sde grid) Сангье Гьяцо. [16] Поэтому когда он отвергает вероятность того, что Дракпа Гьялцен переродился Шугденом, он, тем самым, высказывает точку зрения людей, симпатизировавших Дракпе Гьялцену как несчастной жертве правителя, против которого они выступали. Это подтверждает ироничное замечание о Сонаме Чопеле («его великая забота о гелугпинской традиции») и отождествление его с Шугденом. Сумпа испытывал неприязнь к Сонаму Чопелу, которого считал ответственным за правление Пятого Далай-ламы и смерть Дракпы Гьялцена.
Однако замечание Сумпы вызывает вопрос. Если те, кто утверждал, что Дракпа Гьялцен превратился в Шугдена, не его последователи, то кто же эти люди? Возможно ли, что последователи Дракпы Гьялцена изменили свое мнение на тот момент, когда Сумпа Кенпо писал свою хронику (1749)? Хотя в ходе дальнейших исследований наша точка зрения может измениться, имеющиеся доказательства пока вынуждают нас дать отрицательный ответ на этот вопрос. Люди, отождествлявшие Шугдена с гневным проявлением Дракпы Гьялцена, не были его последователями. Это были его враги, то есть Пятый Далай-лама и его окружение. Вероятно, именно это подразумевает в своих комментариях Сангье Гьяцо, говоря о Дракпе Гьялцене:
«После [смерти] Наванга Сонама Гелека (второй реинкарнации Панчена Сонама Дракпы), [его реинкарнация родилась] в семье Гекхаса. Хотя этот человек сначала питал надежды на признание его реинкарнацией Всезнающего Йонтена Гьяцо (Четвертого Далай-ламы), он был признан реинкарнацией Нгаванга Сонама Гелека и, в конце концов, получил неблагоприятное перерождение». [17]
Несмотря на то, что Сангье Гьяцо не говорит об этом явно, он, по всей видимости, имеет в виду перерождение Дракпы Гьялцена духом, таким как Шугден. Это подтверждается Пятым Далай-ламой, который пишет, что кончина Дракпы Гьялцена привела к его перерождению духом. Вот как Пятый Далай-лама объясняет это:
«Под действием магической силы одного из духов (?) сын благородного семейства Гекхаса стал ложной реинкарнацией Нгаванга Сонама Гелека, [а впоследствии] духом, [движимым] неправильными молитвами (smon lam log pa'i dam srid)».[18]
Эта цитата указывает на то, что заявление, будто после смерти тулку Дракпа Гьялцен превратился в духа, такого как Шугден, было отнюдь не возвеличиванием его приверженцами, но очернением, если не явной клеветой со стороны врагов! Не сторонники Дракпы Гьялцена отождествили его с Шугденом, но его противники, воспользовавшиеся этим, чтобы найти хоть какое-то объяснение событиям, последовавшим за его трагической смертью.
Мы должны задаться вопросом, почему Далай-лама и его сторонники были заинтересованы в распространении истории о гневной манифестации Дракпы Гьялцена, истории, которую сторонники последнего старались опровергнуть? Ответ будет, скорее всего, весьма предположительным и спорным, и маловероятно, что найдутся какие-нибудь исторические свидетельства, которые помогут на него ответить. Однако мне представляется, что с определенной степенью обоснвоанности можно говорить о следующем развитии событий: преждевременная смерть Дракпы Гьялцена скорее всего стала переломным событием для Тибета того времени. Она должна была вызвать немалое беспокойство среди тибетцев, считающих убийство высокопоставленного ламы ужасающим преступлением, способным повлиять на благополучие всей страны (о чем свидетельствует восприятие кончины Ретинга в этом веке). Такое ожидание злосчастий должно было сопровождаться событиями, которые толковались как неблагоприятные предзнаменования. Скорее всего, ходили слухи об одержимости и разрушении предметов, которые связывали с Дракпой Гьялценом, о чем и свидетельствует лежащая в основе его практик мифология. Наконец, похоже, что никто не занялся поисками реинкарнации Дракпы Гьялцена, что само по себе чрезвычайно странно, учитывая, что он был реинкарнацией Панчена Сонам Дракпы, одного из выдающихся лам в традиции Гелуг. [19]
В подобных обстоятельствах, должно быть, и возникла сага о его гневном перерождении, но не для того, чтобы реабилитировать Дракпу Гьялцена, а чтобы Пятый Далай-лама и его последователи могли как-то объяснить, почему не ведутся поиски перерождения Дракпы Гьялцена, и чем вызваны дурные предзнаменования, наблюдавшиеся после его смерти. Эти явления не были кармическими следствиями его насильственной смерти, а стали результатом его превращения в опасного духа. Пятый Далай-лама упоминает, что после кончины Дракпы Гьялцена его дух начал вредить людям. Чтобы умилостивить его, Пятый Далай-лама приказал построить небольшой храм рядом с озером Дол, но это не помогло – сообщения о новых выходках духа не прекратились. С помощью нескольких влиятельных лам, таких как Тердаг Лингпа (gter bdag gling pa, 1646-1714), Пятый Далай-лама решил устроить окончательную ритуальную расправу и сжечь духа с помощью огненного ритуала, свидетели которого, как говорят, почувствовали запах горящей плоти.
Как мы видим, это описание посмертной судьбы Дракпы Гьялцена очень предвзято, и потому неудивительно, что его сторонники отвергали подобные объяснения. Они продолжали обвинять сторонников Далай-ламы, утверждая, что неблагоприятные события не имеют никакого отношения к гневному проявлению Дракпы Гьялцена, который уже переродился императором Китая. [20] И, наконец, есть и другие повествования, из которых можно заключить, что злобный дух, которого связывают с Дракпой Гьялценом, действовал задолго до смерти последнего, еще в 1636 году. [21] Но если Шугден существовал до трагической кончины тулку Дракпы Гьялцена, то как он мог стать его гневным проявлением? Эти противоречащие друг другу рассказы указывают на то, что мы имеем дело не с одной историей, а с несколькими частично совпадающими историями. Миф, который лег в основу традиции умилостивления Шугдена, вырос из череды историй, которыми обросли вышеупомянутые события, и развивался в дальнейшем в соответствии с меняющимися историческими обстоятельствами. Это не описание, составленное сторонниками Дракпы Гьялцена, как утверждают современные последователи Шугдена, но лишь одна из версий множества историй, наслоившихся вокруг этих трагических событий. На самом деле, сага о кончине Дракпы Гьялцена, как её описывают в источниках того времени, имеет мало общего с Шугденом. Она рассказывает о Дракпе Гьялцене, а не божестве. Существенно позже, когда значимость истории о Дракпе Гьялцене поблекла, она вновь всплыла на поверхность, наполнившись новым смыслом ? в ней стали видеть описание возникновения Шугдена.
Пусть повествование, составившее основу культа Шугдена, во многом мифологизировано, это не значит, что его можно не принимать во внимание. Скорее, мы должны попытаться понять его смысл. Далее в настоящем очерке я объясню, каким образом сага о гневном проявлении тулку Дракпы Гьялцена легла в основу мифологии тех, кто поклоняется Шугдену. Но прежде необходимо изучить историю возникновения этого поклонения. Если эта практика появилась не после смерти Дракпы Гьялцена, а раньше, то откуда она взялась? И когда именно произошло превращение саги о Дракпе Гьялцене в основополагающий миф культа Шугдена, передающегося по линии преемственности?
Перевод: Дарима Дарибазарон.
